"О,  господи, Билл. Я подумала, что ее убивают", - сказала она папе, когда  Лоззи привели в дом и успокоили. Даже мальчишки, которые обновляли крышу для  своего "штаба" на холме, к востоку от бунгало, услышали крики сестры.  Охваченные волнением и страхом, они прибежали домой, держа в руках по копью из  бамбукового стебля. В тот день мысль о "свинье" прочно укоренилась в  их сознании. Но "свинья" вернулась, и это была уже не детская сказка.

            В  тот вечер "свинья" нанесла им свой самый страшный визит. Поскольку,  чуть ранее, когда все они сидели в гостиной и смотрели телевизор, она забралась  на веранду, встала возле жаровни для барбекю, наполненной дождевой водой, и принялась  смотреть сквозь стеклянные раздвижные двери, будто больше не боялась их папу.  "Свинья" появилась из темноты, поднялась на задние лапы, словно  разъяренный медведь, затем снова опустилась на четвереньки и скрылась в тени  деревьев Понга у края их участка. Она показалась не больше, чем на десять  секунд, но сила в ее худых конечностях и человеческий интеллект в глазах  напугали Джека гораздо больше, чем крупный длинноплавниковый угорь, который  однажды затронул его ботинок, когда он переходил ручей.

            "Не  надо, Билл, не надо. Давай пойдем вместе, с фонариком", - уговаривала мама  папу, когда тот сказал, что идет заводить машину.

            Они  находились довольно далеко от Окланда, и от ближайшего полицейского участка. И чтобы  добраться до их бунгало, копам потребовалось бы не меньше часа. Папа рассказал  маме о разговоре с полицейским диспетчером, после того, как позвонил в полицию  и заявил, что к ним в дом пытался забраться "посторонний", в виде  "какого-то крупного животного". Он не смог заставить себя сообщить  диспетчеру про "свинью", хотя это была именно она. Лоззи идеально  описала ее. Возможно, сумела как следует ее рассмотреть. Это было не совсем  животное, но и определенно не человек. Хотя "свинья" обладала  наиболее опасными качествами и того, и другого. Это было видно, когда она появилась  из темноты, ударилась об стекло и исчезла.

            Два  офицера полиции отправились по вызову на крупную стычку между соперничающими  байкерскими кланами, на дальнюю окраину города. А раз "свинья" находилась  так близко, и, возможно, жаждала проникнуть в бунгало, ждать помощи было  бессмысленно. Это было ясно даже отцу.

            Их  ближайшие соседи, Питчфорды, жили на ферме в двух милях от них, и не ответили,  когда папа позвонил им. Они были старыми. С детства жили в национальном  заповеднике, и почти семь десятилетий провели в огромных прохладных глубинах леса,  прежде чем большую часть территории расчистили для новых переселенцев. Мистер  Питчфорд по-прежнему владел охотничьими ружьями, которые относились к эпохе  Первой Мировой. Однажды он показал их Джеку и Гектору, и дал им подержать тяжелые  и громоздкие стволы, пахнущие маслом.

            Закончив  звонить по телефону, папа переглянулся с мамой. Его взгляд вселил Джеку  подозрение, что свинья, возможно, уже нанесла их соседям визит.

            Джека  бросило в холод и затрясло, ему казалось, что он вот-вот упадет в обморок от  страха. Перед глазами непрерывно проигрывалась картинка длинного торса твари,  прижавшегося к окну, так что бурые соски, выглядывавшие из черной, собачьей  шерсти брюха, прижались к поверхности стекла, словно детские пальцы. Копыта  "свиньи" едва коснулись окна, но этого было достаточно, чтобы стекло  задребезжало в раме.

            В  доме не было ничего, ни двери, ни предметов мебели, из которых можно было бы  сделать баррикаду. Папа знал это, и Джек представлял себе треск дерева, звон  бьющегося стекла, раздающиеся вслед за этим всхлипы сестры и крики родителей,  когда "свинья" вломится в их дом, хрюкая от голода и визжа от  возбуждения. Он тихо застонал и на какое-то время закрыл глаза, после того, как  фигура исчезла в тени окружавших веранду деревьев. Попытался прогнать от себя  образ этого рыла и тонких девичьих волос, спадающих на кожистые плечи.

            А  затем мама сказала: "Билл, пожалуйста. Пожалуйста, не выходи на улицу".

            Дети  предположили, что мама взяла папу за локоть, говоря это. Хотя не видели, как  она делает это, поскольку к тому времени были отправлены в постирочную, где с  тех пор и оставались. Но по тону ее голоса они знали, что она взяла папу за  руку.

            "Шшш,  Джэн. Тише. Оставайся с детьми", - сказал папа маме. Он вышел из дома, но  никто так и не услышал звука заводящегося двигателя. "Моррис Марина"  стоял в конце подъездной дорожи, под австралийской акацией, где Гектор однажды  нашел странную кость, предположительно, коровью. В постирочной дети, прижавшись  друг к другу, стали молиться про себя и, напрягая слух, пытались расслышать  звук двигателя, но тщетно. И с тех пор, как папа ушел за машиной, больше они  его не видели.

            Гнетущая  тишина, в тот вечер ворвавшаяся в их жизнь, усиливалась, отчего тиканье часов в  коридоре казалось оглушающим. Тревога ожидания стала, будто, осязаемой.

            В  конце концов, мать открыла дверь в постирочную, чтобы дать знать о своем  возвращении. Она попыталась улыбнуться, но губы у нее были слишком напряжены.  На щеках виднелись красные полосы, оставленные пальцами, когда она сжимала себе  лицо. Иногда она делала так по вечерам, когда сидела одна за кухонным столом. И  часто делала это, когда папа уходил искать Шнаппса. Маме никогда не нравился ни  новый дом, ни окружающая его местность. Не нравились ни свисты и крики птиц, ни  жалобное повизгивание в ночи, напоминавшее плач напуганных детей, ни следы  животных под ее бельевой веревкой, болтавшейся на диком ветру, ни жирный,  длинный угорь, которого они видели в ручье, с зажатым между челюстей ягненком,  ни огромные липкие цветы, кивавшие тебе, когда ты проходил мимо, ни пропавший пес,  ни украденные цыплята... Их матери не нравилось все это, и она говорила, что  сомневается, что когда-нибудь станет "Киви" (уроженкой Новой  Зеландии - прим. пер.). Она переехала в это место ради папы. Гектор с  Джеком знали это. И теперь она тоже пропала.

            Держа  игрушечный фонарик Лоззи, потому что большой фонарь с резиновой ручкой из  кухонного шкафа, где хранились спички, забрал папа, они услышали, как их мать  кричит, пытаясь унять дрожь в голосе: "Билл! Билл! Билл!" Видимо, она  прошла мимо дома в сторону машины. Затем ее голос стал тише, и, в конце концов,  смолк. Просто смолк.

            И  тот факт, что оба их родителя беззвучно исчезли - не было слышно ни криков, ни шума  потасовки - вызвал у мальчиков надежду, что их мама и папа скоро вернутся. Но  когда тишина затянулась, в головы к ним полезли страшные мысли. В том числе про  то, что напавший на их родителей был настолько быстрым и бесшумным, что у них  не было ни единого шанса убежать. Ни малейшей надежды на спасение.

            Наплакавшись  и устало замолчав после появления "свиньи" на веранде, Лоззи после  маминого ухода снова, было, захныкала. На данный момент она была успокоена  заверениями, ложью и храбрыми лицами братьев. Но долго ее молчание не  продлится.

            Лоззи  поднялась на ноги. На ней была пижама. Желтая, с рисунком Винни Пуха и Пятачка.  Волосы были взъерошенными, а ноги - грязными от пыли. Ее тапочки остались в  гостиной. Мама сняла их, когда вытаскивала у нее из ноги занозу щипчиками из  швейной коробки. Хотя ступни ног у детей уже огрубели от беганья босиком на улице,  они все равно подцепляли колючки на лужайке и занозы на веранде.

            -  Где мама, мальчики?

            Джек  тут же похлопал по полу рядом с ним.

            -  Тише, Лоззи. Иди сюда и сядь.

            Нахмурившись,  она выпятила живот.