-  Нет.

            -  Я достану тебе мороженое из морозильника.

            Лоззи  села. Когда Джек поднял крышку, морозильник загудел, и его желтое свечение  вызвало смутное чувство успокоения. Одобрив трюк с мороженым, Гектор глубоко  вздохнул и снова уставился на дверь постирочной. Он сидел и слушал, уткнувшись  подбородком в колени и вцепившись пальцами себе в лодыжки.

            С  серьезным лицом Лоззи вгрызлась в рожок с неаполитанским мороженым.

            Джек  подвинулся поближе к Гектору.

            -  Что думаешь? - спросил он тем же тоном, которым говорил, когда они с братом  перебирались через водопад на ручье, или когда изучали темные смердящие пещеры  в холмах, от которых мистер Питчфорд советовал держаться подальше, или когда перелазили  через дерево, упавшее над глубоким ущельем в источавших испарения тропических  зарослей, которые окружали их дом. Лес простирался до самых пляжей из черного  вулканического песка, где сильное течение не позволяло им купаться.

            Гектор  был старшим и главным, но у него не было ответа для брата насчет того, что  делать. Хотя он усиленно думал. Глаза у него тоже были немного дикими и  слезящимися, поэтому Джек знал, что брат собирается что-то предпринять. И это  пугало его. Он уже представлял, как обнимает Лоззи, когда они останутся в  постирочной вдвоем.

            -  Сбегаю до Питчфордов, - сказал Гектор.

            -  Но уже темно.

            -  Я знаю дорогу.

            -  Но...

            Они  переглянулись, и каждый из них сглотнул. Несмотря на то, что Джек не упоминал  "свинью", они подумали о ней одновременно.

            Гектор  поднялся на ноги, только он выглядел сейчас меньше, чем обычно.

            Джек  не поднимал лица, глядя себе между коленей, пока морщинки в уголках рта и  вокруг глаз не исчезли. Он не мог допустить, чтобы Лоззи видела, как он плачет.

            Джеку  захотелось обнять брата, прежде чем тот выйдет из дома, но он не мог сделать  это. И Гектору все равно это не понравилось бы, потому что уходить ему стало бы  еще тяжелее. Поэтому Джек просто таращился на свои растопыренные пальцы ног.

            -  Куда пошел Гектор? - спросила Лоззи, на ее блестящих губах лопнул пузырь.

            -  К Питчфордам.

            -  У них есть кошка, - сказала она.

            Джек  кивнул.

            -  Верно.

            Но  Джек знал, где Гектор должен был пройти, прежде чем он доберется до Питчфордов.  Гектор шел в лес с трескучими ветками и шумом океана, по тропинкам, через  скользкие корни деревьев, торчащие из земли, словно кости. Они вместе бегали по  тем местам и наносили их на карту. И Гектор перепрыгнет через тонкий ручей,  пахнущий весельной лодкой, пробежит по полю с высокой травой, более темной, чем  трава в Англии и всегда влажной на ощупь, где они нашли два овечьих скелета и  привезли их домой в ручной тележке, чтобы потом собрать на передней лужайке.  Гектору придется преодолеть долгий путь в темной ночи, пока он не доберется до  дома Питчфордов с высокой оградой и лошадиными подковами, прибитыми к воротам. "Чтобы  отгонять всякое", - однажды сказал им мистер Питчфорд тихим голосом, когда  Гектор спросил, зачем те прибиты к темным доскам.

            -  Нет. Не надо. Нет, - прошептал Джек, не сдержавшись, когда Гектор повернул  дверную ручку. В груди у Джека возник какой-то холодный ком. Поднялся к горлу и  выплеснулся в рот со вкусом дождя. В голове звучали настойчивые, отчаянные  звуки, которые были молитвами, пытавшимися обрести слова. И он крепко  зажмурился, пытаясь подавить эти мысли, будто силился натянуть крышку на банку  с краской. Он делал все, что мог, чтобы остановить рвущуюся из него истерику.

            -  Я должен, - сказал Гектор, с дикими глазами на каменном лице.

            Лоззи  встала и попыталась пойти за Гектором. Джек схватил ее за руку, но получилось,  что слишком сильно. Она поморщилась, вырвалась и топнула ногой.

            -  Джек, не открывай дверь, когда я уйду.

            Это  были последние слова Гектора, и дверь постирочной с щелчком закрылась за ним.

            Джек  услышал, как ноги брата застучали по половицам коридора, и как щелкнул  открывшийся замок на входной двери. Когда дверь закрылась, "китайские  колокольчики" на крыльце издали неуместный легкомысленный перезвон. Затем  скрипнула нижняя ступенька лестницы, и в постирочную вернулись всхлипы Лоззи.

            Утешив  ее вторым рожком мороженого, Джек выдернул морозильник из розетки. Быстро, но  осторожно, так чтобы не шуметь, вытащил шуршащие пакеты с замороженным  горошком, стейками, тушеными яблоками и "рыбными палочками". Сложил  еду в большую раковину для стирки, пахнущую, как бабушкин чулан в Англии. Затем  поставил возле раковины белые корзины из морозильника. По краю морозильника, на  некотором расстоянии друг от друга, закрепил пластиковые бельевые прищепки. Так  чтобы между крышкой и шкафом была щель, иначе они задохнутся, когда закроются  внутри.

            -  Давай, Лоззи, - сказал он, услышав в своем голосе мамины нотки, и почувствовав  чуточку лучше от того, что что-то делает, а не просто сидит и ждет, сложа руки.  Он поднял Лоззи и опустил ее в морозильник. Вместе они расстелили старое одеяло  Шнаппса на влажном дне шкафа, чтобы было теплее ногам.

            -  Оно воняет. И на нем шерсть. Смотри.

            Лоззи  подняла пучок бурого меха, который обычно застревал у пса между когтей, когда  он чесал лапой себе за ухом. Мама и папа не смогли выбросить одеяло пса, на тот  случай, если Шнаппс вернется, поэтому оно оставалось в постирочной, где Шнаппс  спал по ночам. Папина идея насчет того, что собаки должны спать на улице не  прижилась, после того как Шнаппс начал лаять, скулить и, наконец, царапать  входную дверь каждую ночь. "Он слишком изнеженный", - сказал папа. Но  сегодня причина страданий Шнаппса стала более понятной.

            Протянув  Лоззи банку с мороженым и коробку с рожками, Джек забрался в морозильник и сел  рядом с сестрой. Она взяла его за руку своими липкими пальчиками.

            Когда  Джек опускал над ними крышку, он тайно надеялся, что холодный мокрый  морозильник помешает "свинье" учуять их. А еще он гадал, если она  встанет на те черные волосатые ноги, как делала на веранде, не сможет ли  поднять крышку своими свиными копытцами. Хотя он взял с собой в темноту одно  маленькое утешение: "Свинья" никогда не заходила к ним в дом. Пока,  во всяком случае.

            Миссис  Питчфорд вошла в бунгало через пустую алюминиевую раму раздвижной двери.  Разбитое стекло лежало грудой на сорванных в момент вторжения занавесках.  Миссис Питчфорд предпочитала вешать на окна своего дома тюлевые занавески. Ей  не нравилось ощущение "обнаженности", которое большие окна придавали  новым домам. Правительство стало доставлять такие дома на платформах грузовиков  переселенцам, облюбовавшим местность. Ей было тяжело смотреть на красную землю,  обнажившуюся под вырубленными деревьями. Появление этих длинных прямоугольных  бунгало с жестяной обшивкой стен, неизменно душило ее гневом и тоской, что  плохо сказывалось на сердце. И кто знает, чьи взгляды притягивали эти огромные  стеклянные двери, если на них не было тюля. Нельзя было винить тех, кто жил  здесь изначально.

            Все  светильники в бунгало по-прежнему горели. Она посмотрела на коричневые ковры и  оранжевую ткань на мебели, и снова поразилась тому, что сделали англичане со  своими домами. Вся эта огнеупорная пластмасса, белый пластик, узорные ковры, и  большие аляповатые завитки на обоях цвета кофе. Блестящее, новое, хрупкое, и  ничто из этого ей не нравилось. Еще там был телевизор и новый радиоприемник,  серебристо-черного цвета, оба сделаны в Японии. Они заворожили ее, вещи,  которые те бледнокожие англичане привезли издалека и которыми окружили себя. Но  все видели, что англичане и их вещи сразу не понравились старому лесу. Лес имел  обычаи, которые не нравились даже маори (коренное население Новой Зеландии -  прим. пер.), поскольку до них здесь обитали другие существа.